Надежда Венедиктова

Алеко Карадаян принадлежит к той группе наших граждан, которые органично сочетают деревенскую и городскую жизнь в своем личностном способе существования, и когда я изредка бываю на его фазенде в Синопском ущелье, легкий трепет белой зависти охватывает мою душу – здесь так привольно и, при этом, совсем недалеко от городской цивилизации.

Семья их укоренилась в Абхазии более ста лет назад. Дед Алексан еще подростком бежал из Турции в 1915 году во время армянской резни, после того как всю семью убили у него на глазах. Добрался до Абхазии и устроился батраком  в армянскую семью, выращивавшую табак. В те годы первой мировой войны абхазский «самсун» был на вес золота, ибо конкуренции стало меньше. Но и до войны, например, из Италии покупатели очень высококачественного сырья приезжали прямо к семьям-производителям и часто расплачивались позже товаром по заказу производителя. Так, в их селе до сих пор стоит дом, покрытый итальянской черепицей, и у нескольких семей есть карликовые мандарины с красной плотью, тоже привезенные из Италии.

Дед украл дочь хозяина, конечно, с ее согласия, но отец ее до такой степени был против, что семьи до сих пор не общаются. Дед был очень силен физически, стал бригадиром в колхозе и однажды даже ездил в Москву на встречу Сталина с передовиками сельского хозяйства. Вся семья и дома выращивала табак, Алеко с 6 лет помогал родителям, ибо табак – очень трудоемкая культура, с ней надо работать с февраля до конца декабря.

Но летом их с братом и сестрами отправляли с коровами в горы, и трехмесячное пребывание там осталось таким мощным благоуханным воспоминанием, что сейчас он описывает это с красноречием поэта. Даже коровы, говорит он, если один раз побывали там, то стоило их вывести, как они сами бежали туда, ибо знали, что их ждет рай!

В 3 часа ночи коров грузили в 2-3 газика, ехали до Чхалты, разгружались и перекусывали. Мешки с провизией перегружали на лошадей, ночью один всадник с табуном лошадей отправлялся заранее к основной стоянке на Верхней Ацгаре, где был их семейный балаган, построенный в 1979-м. А утром остальные с коровами шли наверх пешком, переходя вброд горные речки. Иногда, когда ледники уже таяли и уровень воды резко поднимался, телят уносило вниз, и приходилось вытаскивать их на руках. Иногда сносило даже лошадь с грузом.

Алеко ходил в этот рай десять лет подряд – первые три дня еще слегка скучаешь, а потом вдруг погружаешься в эту тишину. И она смывает тебя в такой глубинный покой, что ты сам изменяешься и становишься частью природы. Горы охраняют тебя, но иногда испытывают и учат мужеству взаимной отдачи. А источники нарзана, рядом с которыми они делали небольшие ванночки и кувыркались там, брызгая друг на друга. А знаменитая черная вода под Аданге, которая на вкус вяжет, как хурма, и исцеляет от многих хворей.

Горные мацони и сыр отличаются от своих береговых собратьев, как первая любовь от легкого флирта. За лето пастухи делали в большой бочке с соленой водой от 50 до 100 кружков сыра, и когда спускались вниз, за ними приезжали представители высокого начальства.

Я бы и сейчас бегом пошел туда, говорит Алеко, но дома столько работы!

Получив в ПТУ-45 специальность слесаря-сантехника, он все-таки не смог остаться в городе – да, любит Сухум, с удовольствием ходит по городским улицам с модным рюкзачком за спиной (на вид типичный европейский студент), пьет кофе с друзьями на набережной, но душа тянется к родным холмам, окружающим семейный дом. После смерти мамы он остался за хозяина и все тянет сам – фруктовый сад, огород, пять коров, пять телят (этой зимой волки задрали трех,  а собаки не смогли отбиться), и штук тридцать кур. Есть еще пять осликов, которых он приобрел для возки дров, но позже купил мини-трактор, и теперь ослы просто живут рядом с ним – Алеко не хочет продавать их тем, кто будет привязывать их на пляже для совместных фото. Молоко Алеко развозит на своем красном тракторе, очень эффектное зрелище!

Молоко такое душистое, особенно, когда свежая трава вырастает – это сразу чувствуется. На мой вкус лучше меда, да простят меня пчеловоды!